— Я пойду и посмотрю, а вы ждите здесь.

Пристав дернулся было на отсветы, как ночной мотылек на фонарь.

— Нет уж, — остановил его Санчес. — Пойдем вместе.

— Это может быть опасно, господин борзописец.

— Тогда какого рожна вы разбудили меня? Я иду с вами.

Ниро достал пистоль и кивнул.

— Ладно, но только не суйтесь. А то еще пристрелю ненароком. И молчите в тряпочку.

Журналист кивнул, подавив желание ответить. Надо отдать должное, пристав был прав, и шуметь раньше времени не стоило.

Лес казался диким и непролазным. Ветки то и дело лезли в лицо, со всех сторон цеплялись за одежду. Под ногами бугрились корни и кочки. Каждый шаг приходилось обдумывать. Хорошо еще, что идущий впереди Ниро не сильно торопился. Двигался медленно и осторожно.

В темноте метались уродливые корявые тени. Ночной лес жил своей, довольно своеобразно звучащей жизнью. От этих звуков и теней становилось немного жутковато. Память начала подкидывать картинки и воспоминания о той ночи в Утанаве, когда на Санчеса кинулся мертвяк. И воображение услужливо дорисовывало в окружающей темноте мертвяков, готовых броситься и вцепиться в горло.

Хвала судьбе, идти пришлось недолго. Источник света оказался значительно ближе, чем казалось.

Ниро отвел в сторону очередную ветку и застыл, как памятник не щадящему себя на боевом посту старшему приставу. Журналист обязательно пошутил бы на эту тему, но только не сейчас. Не в этот раз.

Впереди, за деревьями был просвет. Лес заканчивался и от опушки вперед и в сторону расстилался луг. У самой кромки леса стоял резной столб. Лик идола смотрел сурово и неодобрительно. Перед мрачным, потемневшим от времени кумиром горел небольшой костерок. Что-то было во всем этом знакомое, будто бы журналист уже был здесь когда-то. Но он не мог здесь быть. И то, что он видел сейчас, было в новинку. Между костерком и идолом лежала могучая колода. Молодого парня нигде не было, зато рядом с колодой стоял худенький старик лет ста. Подслеповатые глазенки его таращились в потертые страницы, что он держал в руках. Не то отдельные листы, не то они когда-то были сшиты в книгу. Если и так, то книга давно развалилась. Старичок забормотал что-то довольно громко, но язык Санчесу был непонятен. Журналист мог бы принять лопочущего и нервно потряхивающего козлиной бородкой старичка за иностранца, но не в этом месте и не при данных обстоятельствах.

На колоде, превращая ее в алтарь, лежала девочка лет десяти. Лежала на спине, но «ложе» это было ей явно мало, и голова девочки оставалась почти на весу. Руки и ноги ребенка вывернулись. Запястья и лодыжки обвивали веревки, что натягиваясь в струну, бежали к вбитым в землю колышкам. Стягивали, лишая ребенка возможности пошевелиться.

Старик, которого Ниро тут же определил как колдуна, оборвал бормотание, отложил ветхие страницы и подошел к девочке. Старческие пальцы вцепились в ворот, рванули в сторону. С треском разорвалась ткань тоненького не по погоде платьица. Девочка не сопротивлялась. Не то сил уже не было, не то старый колдун опоил ее чем-то. Старик снова поднял страничку, выудил откуда-то уголек и принялся чертить по груди девочки странные символы, бормоча что-то и поминая «Велику мати».

Ночью в лесу и в отблесках костра все это выглядело настолько жутко, что Санчеса бросило в жар, несмотря на ночную прохладу.

— Что он делает? — шепнул Санчес в самое ухо пристава настолько тихо, что и не надеялся на ответ.

Но Ниро услышал.

— Похоже на жертвоприношение, — шепотом ответил пристав.

— Что?

Горло неожиданно перехватило и вместо вопроса вышло странное сипение.

Старик тем временем закончил с нанесением символов. В руках его теперь появился кинжал с тонким длинным лезвием. Бормотание набирало силу. Голос звучал уже совсем не по-старчески. Мощно, уверенно. И слышно его, должно быть, было далеко.

Санчес замер. Старик, продолжая взывать к Великой мати, вскинул руку с кинжалом. Журналист с ужасом понял, что сейчас случится непоправимое, тело само собой приготовилось к рывку. Броситься, остановить, выбить нож… С ужасом понял, что не успевает. Следом мелькнула мысль: «Что ж ты стоял, как завороженный? Раньше надо было».

Он метнулся вперед и напоролся на преграду. С удивлением понял, что это пристав остановил его порыв. Все это произошло за долю секунды.

Ниро тем временем спокойно поднял пистоль и сделал шаг вперед.

— Эй, старче, а ну-ка, брось ножичек!

7

В первый вечер так ничего знаменательного и не произошло, кроме того, что Колидр надрался. На другой день старый прохиндей набрался с самого утра, в обед догнался и к вечеру снова ходил веселый. Пантор только успевал оплачивать счета из ресторана. Старик, впрочем, не злоупотреблял. На закуску не тратился. Вообще не ел. Зато пил. Исключительно сидр и в каких-то совершенно нечеловеческих количествах. Брата Колидр поминал и по-трезвому, и по-пьяни. Сперва исключительно уважительно. Но чем дальше, тем реже старик бывал близок к трезвости, а потому скоро всякое уважение из его характеристик ближайшего родственника ушло. Теперь он вспоминал о своем деловом братце исключительно в площадных выражениях. Причем смысл брани был вполне понятен и приятен Пантору, так как сводился он к тому, что этот… не очень хороший человек застрял по ту сторону границы, а несчастному выпивохе деньги нужны и клиенты ждут. Будучи тем самым клиентом, юный маг готов был согласиться, что брат Колидра человек не очень хороший и мог бы поторопиться. Вот только все чаще посещала подлая мыслишка, а что если брата никакого и нет. А все это только клоунада ради того, чтоб старый хмырь набирался за счет клиентов.

Ученик Мессера гнал от себя невеселые мысли, подходил к окну и вдыхал, пытаясь ощутить запах свободы и хотя бы так успокоиться. Но свободой не пахло. Дух на улицах Дредстауна стоял весьма и весьма затхлый. А от того вместо успокоения приходило еще большее раздражение. И это еще хвала всем богам, что Винсент опять усвистал куда-то и не действовал на нервы. Впрочем, отсутствие приятеля тоже вызывало опасение. Куда убежал рыжий, догадаться было несложно. Ему тоже было скучно и он искал развлечения. А развлечения у Винса разнообразием не страдали. Вот только каждый раз, когда он убегал искать девочек и в конечном итоге находил их, дело заканчивалось либо неприятностями, либо крупными неприятностями.

В дверь постучали. Небрежно. Пантор не стал отвечать. По стуку знал, кто идет, как и то, что разрешения войти этот кто-то ждать не станет. Так и вышло. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился Винсент. Взлохмаченный и недовольный.

— Что за дрянное место, — от дверей сообщил он. — Целый день ищу, и хоть бы встретить одного ищущего человека. Так нет. Тут и не ищущих нету. Есть одна, но ей лет больше, чем Колидру.

— Зато, наверное, опытная, — подначил Пантор. — И стосковавшаяся по ласке.

— Знаешь, — насупился Винс. — Пусть она дальше по ней тоскует. Ей недолго осталось. Пусть наш проводник ее соблазняет.

— Он не станет, — покачал головой Пантор. — Он верный семьянин.

— Откуда знаешь?

— Он мене все уши таки своими родственниками прожужжал, — подражая голосу старика, прогундосил маг.

Получилось забавно, но Винсент не засмеялся. Тоскливо прошлепал через номер, рухнул на диван и закинул ноги на спинку, не снимая ботинок.

— Скучно, — пожаловался он. — Хоть иди и книжку твою читай.

Пантор напрягся.

— Не вздумай. И вообще, отдай ее мне.

— Вот еще! — отозвался рыжий с дивана. — После ваших кладбищенских феерий… Не дождешься. Она будет храниться у меня. Под присмотром. Вот перемахнем через границу, там все, что угодно. А здесь ни-ни. Некромант недоделанный.

Пантор хотел было ответить, но не успел. Дверь распахнулась, на этот раз без стука. В номер буквально ввалился Колидр. Старик едва стоял на ногах. Ученик Мессера подавил раздражение. Что ж они все к нему в номер, как к себе домой? А если он голый? А если с женщиной?