— Ничего, дружище, это бывает, — заметил Гур. — У многих так, с непривычки.

— Вот, значит, я где… — проговорил Арч.

Отсюда, из кресла, небо выглядело просто светящейся картинкой на стене, утратив пугающую непостижимость.

— Ты сказал, у многих так? — переспросил он Гура. — У вас что, много наших перебывало?

— Не очень, — ответил тот.

— Ну, а я-то зачем понадобился?

— Чтобы выяснить некоторые детали. Например, зачем тебе понадобился мой жизняк и куда делся твой собственный. Откуда у тебя оружие. Вот что нас прежде всего интересует.

Усевшись поудобнее, Арч взял стакан, повертел в руке, отпил глоток.

— Допустим, я объясню. Куда вы меня потом денете? Сами шлепнете или отправите обратно?

— Разумеется, ни то, ни другое. Тебе придется остаться у нас. Вначале, чтобы освоиться, ты отправишься на планету Самарн. Там есть специальное поселение для выходцев с карантинных планет. Потом видно будет.

— А если я не стану отвечать? И если я не хочу на этот ваш Самарн? Тогда что? — Арч шумно отхлебнул из стакана.

Гур покачал головой.

— Не понимаю, почему ты так ершишься. Да, мне пришлось тебя переправить сюда. И практически ты находишься на положении пленника. Но другого разумного выхода просто не имелось. Или ты считаешь, я должен был тебя оставить умирать от черняшки?

— Я не просил меня лечить, — огрызнулся Арч. — И вообще, кто вы такие? Откуда взялись на нашу голову? Что вы у нас вынюхиваете?

— Пожалуйста, я готов объяснить. Только сначала скажи, ты никогда не задумывался, почему у вас такое странное чередование сна и бодрствования? На вашей планете одни животные спят ночью и бодрствуют днем, другие — наоборот. А у людей этот цикл в два раза короче. Почему, ответь.

— Понятия не имею. Наверно, по привычке.

— Браво, дружище. Совершенно верно. Только привычка эта появилась не на вашей планете, а на другой, у которой период осевого вращения вдвое меньше. Уяснил?

— Погоди-погоди… Как ты сказал? — ошарашенно переспросил Арч. — Это что ж выходит…

— Выходит очень просто. Давным-давно твои предки прилетели сюда с другой планеты.

— Значит, с твоей?

— Не совсем так, — Гур подошел к стенному шкафу. — Хочешь еще стаканчик?

— Не откажусь.

Он вернулся к столику с двумя порциями напитка, уселся в кресло, повертел стакан в пальцах, сделал глоток.

— Думаю, лучше всего рассказать эту историю по порядку, с самого начала. Несколько тысяч лет назад наща цивилизация насчитывала больше полусотни обитаемых планет. Она уже добилась немалой власти над энергией и пространством, но духовно осталась на уровне первобытной дикости. Это привело к созданию так называемой Империи, которая едва не привела все человечество на грань самоистребления. Разразились три межпланетных войны, последняя из них породила глубочайший кризис во всем — в экономике, науке, культуре. Однако люди вынесли из этого испытания важный опыт, быть может, важнейший в нашей истории. Нельзя культивировать технику и мышцы, оставляя духовность в загоне. Да, это выглядит до наивности очевидным. Но выстраданная на собственной шкуре очевидность становится движущей силой, дружище. Могучей преобразующей силой. Немало веков ушло на то, чтобы люди научились строить свою жизнь прежде вего по законам разума и добра. Но в конце концов это произошло, — Гур залпом допил стакан.

Арч так и не притронулся к напитку. Он сидел, подавшись вперед, ловя каждое слово собеседника.

— Так, — сказал он. — А при чем тут моя планета?

— Погоди, не все сразу. Незадолго до начала межпланетных войн властями Империи был принят Закон о чрезвычайной ссылке. Он состоял вот в чем. Особо опасных преступников или тех, кого Империя считала таковыми, решили навсегда изолировать от общества. В то время немалый вес имело движение противников смертной казни, они добились отмены этой варварской меры наказания и стали ратовать против пожизненных каторжных работ. И вот имперские юристы придумали элегантный финт, который пришелся по душе даже иным поборникам гуманности. Смертную казнь и пожизненную каторгу заменили ссылкой. Субсветовые звездолеты, вместившие тысячи изгнанников и пилотируемые автоматикой, отправились в неизведанные области Галактики. Таких кораблей успели отправить более двухсот. Долго их судьба оставалась неизвестной. А сравнительно недавно наша цивилизация освоила сверхдальние межзвездные перелеты, притом почти мгновенные. Мы стали хозяевами Галактики. Всюду, где есть мельчайшее тяготение, искривляющее пространство и время, мы странствуем свободно. И вот на галактической периферии, то там, то здесь наши звездолеты стали обнаруживать планеты, населенные потомками ссыльных. В том числе и твою планету, Арч.

— Вот оно что… — тихо произнес Арч, глядя на голубую горбушку в металлической раме.

— Ты спросил, что мы у вас разнюхиваем. Изволь, отвечу. Мы пока только наблюдаем, осторожно и незаметно. Мы исследуем вашу жизнь, избегая открытого вмешательства или утечек информации с нашей стороны. Со временем придет пора решать, что мы можем сделать для вас. А пока прямой контакт скорее всего окончится катастрофически.

— Понятно. Я, значит, возможная утечка информации?

— К сожалению, именно так. И потому тебе придется ближайшим рейсом отправиться на Самарн. Там работают отличные специалисты: врачи, психологи, адаптологи. Они тебе помогут освоиться в нашем мире.

Арч пристально посмотрел Гуру в глаза.

— Скажи, я никак не могу вернуться назад?

— Нет. Это абсолютно исключено. Хотя со временем мы, возможно, решимся на контакт, но это будет еще ой как не скоро. Лишь одно я тебе гарантирую: ты никогда не пожалеешь, что попал к нам.

— А сколько вам разрешается жить?

Гур ответил не сразу. Он встал, прошелся по каюте, хотел было взять очередной стакан алого питья, но передумал и захлопнул дверцу шкафа.

— Видишь ли, Арч, мой ответ покажется тебе диким и несусветным. Так что приготовься…

— Сколько?

— Сколько угодно, дружище. Мы не укорачиваем друг другу жизнь. Более того, наша медицина способна значительно продлевать ее.

Некоторое время Арч переваривал услышанное. Потом спросил:

— Ну, а куда вы деваете стариков? Тех, которым сама жизнь в тягость?

— У нас она не бывает в тягость.

— Ни за что не поверю. Я как-то видел одного попечителя, которому перевалило за семьдесят. Дряхлая, жирная развалина. Он еле-еле ноги волочил.

Вернувшись к столику, Гур уселся, сцепил руки, посмотрел исподлобья на Арча.

— Как по-твоему, сколько мне лет?

Чувствуя подвох, тот ответил не сразу.

— Наверно, тридцать пять…

— Больше, гораздо больше.

— Сорок?

— Я сказал, гораздо больше.

— Неужто сто? — нарочито хохотнув, предположил Арч.

— Не угадал. В пересчете на ваши годы мне около пятисот. Илой старше, ему перевалило за тысячу. Но и это далеко не предел.

Сказанное Гуром было нереально, чудовищно, не умещалось в сознании. Арчу показалось, что сейчас его мозг захлестнет полнейшее безумие.

— Да ты врешь, — только и вымолвил он.

— Нет.

Арч встал, неверными шагами добрался до лежака и повалился на него ничком.

— Врешь! — повторил он. — Врешь…

5

Над туманной кромкой залива восходило розовое солнце. Бриз вкрадчиво перебирал тяжелую листву, с нее то и дело срывались крупные, кристально прозрачные росинки. В какой-то миг падения они вдруг вспыхивали, словно бы на полпути к земле простреленные пологим утренним лучом. Наливная, отборная роса покрывала и траву, и ноздреватые валуны, меж которых петляла тропинка, и скамью на вершине холма. Арч, предусмотрительно захвативший с собой стопку информационных распечаток, подстлал их на сиденье и спинке.

Каждое утро после завтрака он приходил сюда, садился на скамью, осененную разлатыми перистыми ветвями, смотрел, как над заливом поднимается розовое светило. Затем спускался в седловину и долго бродил по лесным тропам. Еще на звездолете, по пути с орбитальной базы в Адапторий, Арчу стало казаться, что мир небесников навсегда излечил его от способности к удивлению. Однако, едва ступив на грунт Самарна, он испытал чувство, граничившее с шоком. Чудо из чудес, потрясшее Арча до глубины души, называлось «деревья». До сих пор созерцание рощи, мерно колышащейся под ветерком, отзывалось в его груди восторженным трепетом.