– Пока не знаю, что тут подают, – раздраженно ответил я, не совсем представляя, как в такой момент он мог думать о еде…
Через некоторое время до меня стали доходить слухи, что последние сторонники правления Алкеса бегут через границы королевства. Они не желали находиться в Стерпоре во времена моего правления. И хотя меня в немалой степени расстроили известия о том, что некоторым может не нравиться мое воцарение на троне, надо сказать, что к тому времени, как последний оплот Алкеса пал, их осталось совсем немного – слухи о моих победах быстро разлетались по стране. Ничто так не убеждает людей в лояльности к новой власти, как вести о ее успехах. Поэтому я приказал не чинить препон и отпускать за границу всех желающих.
Вскоре после моего воцарения на троне Стерпора в столицу прибыл Ламас, которому стало намного лучше. Он немедленно явился ко мне, сияя радостной улыбкой.
– Ну, я за жалованьем, – заявил колдун, потирая руки, – кажется, мне было обещано двести золотых.
О горе мне, недостойному, как мог я, обладая хоть и малым, но весьма ярким провидческим даром, упустить возможность спасти его, как мог я не успеть защитить, спасти столь драгоценного для империи – и моего будущего – человека. О горе мне, несчастному, горе… Исправить, кажется, уже ничего нельзя… И все же у меня есть надежда на благоприятный исход этого дьвольского дела, ведь я знаю, кто виноват во всем. Нет никакого сомнения, что здесь замешан тот мерзкий провидец, та дьявольская тварь в человеческом обличье – Кевлар. Чего бы мне это ни стоило, я найду Дарта Вейньета и вырву его из лап кромешной тьмы…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В ней рассказывается о том, что всякое стремительное возвышение может в конце концов привести к низвержению в пропасть
Сидеть на королевском троне было весьма приятно – мое тщеславие усиленно тешилось, но оказалось, что трон не самое удобное место для сидения. Он был слишком широк, так что положить руки на подлокотники не представлялось возможным. К тому же он был почему-то выполнен в граните – зад постоянно мерз, несмотря на то что расторопные слуги постоянно подкладывали под меня подушки. Я скользил по гладкому граниту и время от времени падал на пол, если не успевал вовремя замедлить движение. Яростно топая от досады ногами, я выгонял слуг, чтобы остаться в одиночестве и предаться занимавшим меня мыслям. Несмотря на явные неудобства, тронная зала стала моим излюбленным местом во дворце. Здесь я отдыхал от праведных королевских трудов, набирался сил и строил новые честолюбивые планы.
Впрочем, спокойная минутка выдавалась крайне редко: управление государством оказалось делом хлопотным, невероятно тяжелым, требующим отдачи буквально всех сил и времени. Стремление стать идеальным правителем заставляло меня вмешиваться во все без исключения дела государства. Я отслеживал движение финансовых потоков – в этом мне, правда, помогал советник по финансам. Я контролировал все внешние и внутренние факторы, влияющие на развитие государства, – тут пригодилась помощь советников по международным делам и внутренним проблемам. А еще мне постоянно приходилось принимать жителей Стерпора с прошениями и жалобами. Их просьбы зачастую носили совершенно немыслимый характер. Я судил дела о разделе имущества между близкими родственниками, пытался по просьбе жен вразумить загулявших супругов, даже угрожал им в некоторых случаях тюрьмой, если мерзавцы отказывались немедленно вернуться в лоно семьи. Я решал, как покарать преступника, укравшего пару куриц, и что сделать с убийцей целой труппы странствующих скоморохов «Король и шум». Меня просили об освобождении от уплаты налогов и требовали взыскать особенно крупные налоги с некоторых состоятельных граждан.
Не забыл я и о тех, кто оказывал мне поддержку. Одноглазый Ревва стал владельцем крупного игорного притона, мадам Клико смогла расширить сферу своего влияния на весь город. Бывший придворный парикмахер, ставший преступником по кличке Лоб, был восстановлен в должности. Братья Кремоншир тоже не остались внакладе. Руди и его брат Кугель в обновленном Стерпоре получили новый статус. Кугеля я оставил при себе, сделав придворным изобретателем, а Руди Кремоншир получил деньги на строительство нового постоялого двора. Правда, он по просьбе самого Руди находился в непосредственной близости от дворца, а потому стал предприятием отнюдь не прибыльным. Многие другие люди, так или иначе оказавшие мне поддержку, получили от меня серьезные прибавки к жалованью, различные льготы и милости… Трактирщик с южных границ, например, случайно покалеченный Каром Варнаном, получил бесплатное медицинское обслуживание, Аккель – должность помощника колдуна с неплохим жалованьем, и только художник, намалевавший некогда карикатуру на меня, был жестоко наказан – теперь он день и ночь рисовал портреты, восхвалявшие мою стать и неземную красоту, а если мне что-нибудь в его творениях не нравилось, живописца секли плетью. Так что вскоре вся тронная зала была завешана моими изображениями. Названия у них были соответствующие: «Дарт Вейньет занимается важными государственными делами», «Дарт Вейньет принимает ходоков с юга», «Дарт Вейньет вручает двести золотых за верную службу колдуну Ламасу»…
Правда, заниматься награждениями и выплатами мне приходилось почти круглосуточно. От обилия важных государственных дел со временем у меня развилась жуткая мигрень. Голова болела днем и ночью, но покой себе я пока не мог позволить, ведь я работал над упрочением собственного авторитета, я пытался стать для народа Стерпора монархом, которого люди всегда жаждали бы видеть на троне. Я никогда не забывал о том, что именно этот народ – по крайней мере большинство – поддержал меня в борьбе с Алкесом и именно этому народу я обязан своим высоким нынешним положением. Мигрень так измучила меня, что поначалу я собирался передать часть дел Ламасу, но он оказался совершенно не способен справедливо судить дела моих подданных и едва не погубил репутацию новой власти. Корову, которую делили между собой два родных брата, оба – многодетные отцы, колдун повелел распилить на две части и каждому отдать по половине. Распилить, заметьте, вдоль. Купца, который просил освободить его от уплаты налогов, Ламас приказал выпороть, а потом дал наказ – впредь всех, кто будет приходить с такой просьбой, отправлять не в его апартаменты, а прямиком на порку. Вору, стащившему несколько молодых свиногов, он неожиданно приказал выдать столько животных с королевского скотного двора, сколько тот сможет унести. А просьбу злостных просителей, требовавших увеличить налоги состоятельным гражданам, неожиданно принял решение удовлетворить. В общем, если бы Ламас продолжил отвечать на прошения моего народа в том же духе, очень скоро недовольство властью достигло бы в Стерпоре немыслимых размеров.
За время короткого управления делами Ламас нажил себе немало врагов. Как можно легко догадаться, в основном среди состоятельной публики – уважаемые граждане были сильно обижены увеличением налогов. На него даже было совершено несколько покушений, по счастью неудачных.
Оставшись, таким образом, в одиночестве в этом тяжелом деле – управлении государством, несмотря на головные боли, я тем не менее ощущал, что занимаюсь единственно для себя значимым и любимым делом. Я наконец получил то, что хотел – стал королем и обрел власть. Я управлял народом Стерпора, но уверенности в будущем, к которой я так стремился, странным образом не появилось. Напротив, мне стало казаться, что положение мое шатко и требует дальнейшего упрочения. Мне, видите ли, почему-то все время представлялось, что моему благополучию угрожает опасность. И что придет день, когда я снова окажусь на торговом тракте в Гадсмите, мне придется грабить караваны, скидывать товары с повозок, вскрывать сундуки и пугать законопослушных граждан.
Мои мрачные мысли подтверждал Ламас. Он частенько рисовал мне незавидные перспективы и заводил разговоры на тему, а «не пора ли двигаться на восток, пока восток не надвинулся на нас?»