Поэтому, не особенно беспокоясь за Люлю и Юлли, я решил, что нет лучшего способа, нежели устроить дюжий кутеж с участием местных потомственных дворян и, в первую очередь, конечно, орла нашего Коитуса. С шустрым сопливым мальчишкой я послал ему записку, в которой приглашал пожаловать на весьма званый вечер и просил пригласить – по его выбору – всяких достойных потомственных дворян, с которыми нам было бы приятно выпить за короля Мандухая.
Люлю, узнав имя монарха, долго смеялся и даже для удобства выражения чувств упал на землю, а отсмеявшись встал и заявил, что если короля зовут Мандухай, то он, Люлю, без сомнения, стагнационист. Я пожал ему руку и попросил не делиться этим открытием ни с кем из местных жителей, а тем паче – с потомственными дворянами. Люлю согласился с разумностью моих доводов и ушел зашивать дырку на локте ватника.
Я между тем указал Лиззи на сугубо развратный характер местных развлечений и попросил ее в связи с этим в разгуле не участвовать, а идти к себе в комнату и скромно там уединиться.
– Сиди там, как мышь, и не кажи носа, – напутствовал я Лиззи, подталкивая к ее лестнице.
– Развратник, – укоризненно покачала она головой. Потом обернулась:
– А кто такая Дора Митчелл?
– А кто это? – в удивлении спросил я.
– Не знаю, не знаю, но только она несколько раз вызванивала тебя по телефону, пока ты валялся в камере среди крыс и ломал замок Уппа. Чем ты оправдаешься?
– Да я знать не знаю никакой Митчелл! – мысленно проклиная Дору, замахал я руками. – Мало ли психов в нашем городе!
– Она называла тебя по имени. Она про тебя сказала «Сэм», – продолжала настаивать Лиззи.
Я развел руками.
– Все равно, иди в свою комнату. Хоть десять Митчелл, но я тебе запрещаю принимать участие в сегодняшнем бардаке.
Лиззи тряхнула челкой и удалилась.
Все, таким образом, было улажено.
В нижней зале в соответствии с местными нравами и приличиями мы накрыли стол и позволили себе поставить на него несколько бутылок виски. После этого в комнату был занесен колоссальный магнитофон фирмы «Sharp», в его пасть была вставлена кассета с записями Брюса Спрингстона, после чего мой палец нажал кнопку «play». Магнитофон зафункционировал, и Брюс захрипел про то, как неплохо родиться в Соединенных Штатах Америки.
– Патриот, – заметил Люлю, вслушавшись в текст.
Вскоре прибыли гости.
Рыжий Коитус по-братски схватил меня в объятия и, обдавая застоявшимися запахами, стал выражать восторг по поводу моего героического поведения и схватки с герцогом Уппом, о которой только и говорит весь город.
Воспользовавшись первой же паузой в его изьявлениях дружбы, я представил Коитусу и его спутникам (а их явилось трое) непосредственных участников всех этих событий, тоже героев и крайних молодцов – потомственного дворянина Шаттуса и его личного телохранителя Юлли, которого я едва уговорил сменить фрак на ватник (но в привязанности к велосипедистской кепке и клетчатым штанам Юлиус остался непоколебим).
Увидев, в какое достойное общество они попали, Коитус с приятелями стали проделывать положенные в таких случаях приседания и жестикуляции шляпами, а ногами по полу шаркали столь интенсивно, что поцарапали дерево и подняли пыль.
В свою очередь Коитус рекомендовал своих спутников как потомственного дворянина Аннуса, потомственного дворянина виконта Гасту и потомственного дворянина де Макаки.
Дворянин Аннус был весьма упитанный дядечка с розовой мордой и засохшим вареньем на нижней губе, он широко улыбался и пах сивухой. Виконт Гаста был, напротив, тощий, высокий тип с костлявыми руками и ногами и потрясающей величины носом; у него были скорбные собачьи глаза и незастегнутые штаны. Наконец, потомственный дворянин де Макаки был среднего роста; черный и вертлявый, с плутоватой рожей, все время (помимо своего желания) подмигивающий, он беспрестанно повторял: «А чего-о?», заливался жидким смехом и размахивал руками, будто совсем не умел с ними обращаться. Словом, общество собралось хоть куда.
Кроме того достойные наши гости приволокли с собой массу слуг, которые остались за дверью (и Маэда выкатил им бочку пива), а также десять девочек легкого поведения, дабы нам не надо было утруждать себя последующим походом в публичный дом.
«Боже мой! – подумал я, когда через полчаса за здоровье Мандухая было выпито почти все, что стояло на столе, и дворянин Аннус свалился на пол, где теперь делал вид, что ищет потерянный огурец. – Боже мой! Когда же я вырвусь из этого борделя, и будет ли всему этому конец?!»
Я оперся на руку, потому что не в силах был самостоятельно держать голову. Под столом раздалось урчание – Аннус, в поисках огурца, набрел на ноги одной из девиц, уволок ее под стол и, задрав ей юбки, стал ее там, в темноте и пыли, использовать по назначению. При этом трясся весь стол, так как Аннус имел неосторожность упереть свою женщину в одну из его ножек. Никто, впрочем, не обращал на это внимания: господин Кэ-и, попивая виски прямо из горлышка, разговаривал с Коитусом о преимуществах палаша перед саблей и искусно делал вид, что эта тема его до крайности занимает. Коитус выказывал какие-то диковинные познания и все норовил показать пару приемов палашного боя. Одновременно он умудрялся на каждом колене держать по девице и поглаживать их, не прерывая беседы. Еще одна переминалась с ноги на ногу рядом, и Коитус предлагал ей сесть на колени к господину Кэ-и, но тот все время переводил разговор на другую тему.
Люлю пользовался не меньшей популярностью и беседовал с дворянином де Макаки, причем де Макаки поминутно ржал и сбивал своими длинными, не поддающимися контролю руками со стола посуду. По лицу Люлю было видно, как он хочет дать собеседнику по морде, и что его удерживает от этого лишь чувство долга да личная дружба с г. шерифом. С обеих сторон от Люлю сидели две выдающиеся грудями девы с крайне глупыми, но смазливыми и затейливо изукрашенными лицами: у одной в губе было аж три колечка, а другая поминутно высовывала язык, чтобы я мог увидеть, какой у нее в язык вколот шарик. Видимо, этот шарик обещал бешеные любовные перспективы и бурю экстаза, но лично меня шарик привлекал мало, а потому я смотрел на красавицу и ее ухищрения совершенно равнодушно. Каждый раз она притворно обижалась, чтобы через секунду возобновить свои страстные позывы. Люлю, надо отдать ему должное, прижимал обеих самок к себе и тем до определенной степени нейтрализовывал.
Третья сидевшая рядом дева, которая уже приподняла свой изрядный зад, чтобы сесть ко мне поближе, вдруг с визгом и грохотом скрылась под столом – туда ее за ногу уволок потомственный дворянин Аннус. «Ну, покажи, что там у тебя», – раздалось его озабоченное бормотание. Я чуть не сказал Аннусу спасибо.
Виконт Гаста, пришедшийся на мою долю, оказался очень неразговорчивым типом (и слава богу!), но зато весьма невоздержанным по части женского пола. Он безо всякого стеснения сгруппировал трех дам на полу близ стола и моей табуретки, обнажил необходимые места, мгновенно совокупился с ними и удовлетворенно упал на спину – отдыхать. Потом он выпил со мной виски – за Мандухая, конечно же, и за то, как он, Мандухай, умеет обеспечить пристойную жизнь потомственным дворянам, – и задействовал и тех дам, что приходились на мою долю, за что ему тоже спасибо. Гаста посмотрел на меня своими собачьими глазами, и я – разрешил. Я не мог ему отказать.
И вот в гордом одиночестве сижу я у бутылки «Grant's», подперев рукой немеющую голову…
21
Званая ночь прошла на редкость замечательно, и я наилучшим образом выполнил свою задачу, то есть ввел в местный свет Люлю и Юлли. Воспользовавшись тем, что наши гости уже лыка на вязали, я тихонько покинул собрание и пошел было к любимой, как вдруг раздался грохот, замолкла игравшая внизу музыка, и в ночи раздались гневные выкрики и жалобное мычание. Пришлось вернуться.
В зале, на столе, посреди яств и напитков, стоял Люлю Шоколадка и в негодовании макал в томатный соус потомственного дворянина де Макаки, каковой в свободные от соуса минуты жалко повизгивал и сучил ногами, пытаясь освободиться. Присутствовавшие при этом Коитус и Аннус уговаривали Люлю опустить Макаки. Он, спору нет, виноват сильно, но можно уже его простить, тем более, что такое обращение с потомственным дворянином все же грубо. Близко, впрочем, ни Коитус, ни Аннус не подходили.