– Да. Вот так, – возобновил речь господин. – Ты все понял? – спросил он еще раз Большого Билла.
– Да… – запузырил тот слюнями. – Вы не могли бы, сэр… Это… Переступить на другую ногу… Стол грудь пронзил, – пояснил злодей.
– Это можно. – Господин выполнил просьбу и продолжал. – Теперь вот что. Гони сейчас же выкуп в тысячу долларов, потому что ты тут всю посуду перебил, а я не привык жить в свинарнике. Оплачивай, одним словом, посещение и проваливай. Я хочу спать. Понял?
– Понял, – отвечал Большой Билл.
– Вот и славно, – молвил господин, спрыгнув с Билла.
Предводитель разбойников представлял собой трагическое зрелище – то была фигура крушения надежд и идеалов. Из размахивающего плетью лихого налетчика он превратился в простого пузатого дядьку с посиневшим от пьянства лицом. Господину Дройту даже стало немного жаль мерзавца. С другой стороны, он пожалел, что не захватил с собой в путь Люлю Шоколадку, – тот очень порадовался бы этой сцене.
С кряхтением усевшись, Большой Билл стал неловко копаться в карманах и извлекать из них мятые доллары. Он долго и сосредоточенно, слюнявля пальцы, считал, а потом разложил на стуле груду бумажек и кучку мелочи:
– Вот, сэр… Десяти с половиной долларов не хватает…
– Ладно, – резюмировал господин. – Потом занесешь. Плетку и оружие я конфискую. А теперь проваливай, пока я не передумал.
– Да, сэр. – Большой Билл, хромая, покинул помещение. За ним хмуро последовали его сообщники.
– Ну-с, – обратился тогда господин с винтовкой к Вильямсу. – У вас, хозяин, найдется какая-нибудь комната на день? Я тут проездом в Тумпстаун и…
Закончить ему не дала собачка, унюхавшая наконец господина Дройта. Она задрала вверх свою противную морду и высказалась:
– Гав.
– Кто там, Борман? – спросил господин. Будто эта мерзкая тварь могла ему ответить!
– Аллен Дик Дройт, если позволите, – отвечал за собачку граф Винздорский и, не таясь более, вышел на простор лестницы. – Уже десять минут наблюдаю, как вы тут всех морально уничтожаете. Очень своевременное и поучительное зрелище. Собственно, я и сам направлялся сюда с теми же целями, но вы меня несколько опередили.
– Извините, если помешал, – галантно отвечал господин, прислонив свое основное оружие к стенке и застегивая кобуру. – Я, видите ли, здесь проездом. Направляюсь в Тумпстаун, ибо наслышан о тамошних великих делах. Остановился у этого постоялого двора, вдруг – стрельба, крики… – Он вставил в мундштук «житан» без фильтра. – Меня зовут Джордж Лупински, барон Такбелл. А это – Борман. Еще у меня с собой есть шимпанзе, попугай и две кошки, но они ленивые и спят со слугой в машине. А вот Борман пришел мне помочь. Молодец, Борман! Хозяин, плесните Борману вполовину разбавленного «Чинзано», вон у вас бутылка стоит целая. Он сегодня заслужил «Чинзано», да, Борман?
Клокард
1
Предводитель бабуинов Патрик выглядел неважно.
Оно и понятно.
Никто не может сохраниться в первозданной неприкосновенности, когда его преследует, а потом неизбежно настигает сержант Джилли Эванс.
Даже такой крупный господин как Патрик. Потому что Джилли Эванс еще крупнее.
Внешне Патрик и Джилли – приблизительно одной комплекции и веса, но понимающий человек смотрит в корень и видит, что природная мощь Патрика давно и безнадежно подорвана неправильным образом жизни и регулярными злоупотреблениями разной градусности и разнузданности.
Любой скажет, что возомнивший о себе многое Патрик напрасно махнул рукой на ежедневные тренировки и обленился, почивая на лаврах серьезного рахиминистического авторитета и самого крупного (по размеру) завсегдатая кабака «У гиппопотама». А вот Джилли – Джилли оказался в этом смысле гораздо дальновиднее, и пока Патрик простодушно распивал спиртные напитки, курил гашиш и сокрушал кулачищами всех тех, кто ниже ростом, Джилли терпеливо отдавал должное тренажерам, спаррингу и многокилометровым пробежкам трусцой в легкие часы утренней прохлады. Ибо что может быть лучше на рассвете, чем джоггинг?
Патрик еще мог надеяться временно вывести Джилли из строя – особенно если бы напал на того из-за угла и огрел по голове железной палкой – но в прямом столкновении у предводителя бабуинов шансов практически не оставалось. Его заплывшие жирком разнузданной политической борьбы мозги вполне были в состоянии подсказать верный путь – бегство, но увы! – когда Джилли кого-нибудь ловит, то это – всерьез. Джилли вообще относится очень ответственно ко всему тому, за что берется. Тем более если один раз уже так позорно подставился и дал укусить себя за ухо, тем самым упустив мерзавца Патрика.
И сержант отыскал-таки беглеца в закоулках метро, а когда настиг, то минут через пятнадцать Патрик был уже надежно связан: он сопротивлялся – о да! он пинался, он кусался, он даже бил противника животом. Но тщетно. В результате Джилли сломал Патрику правую руку, выбил все передние зубы и вообще основательно попортил Патриковский организм, что особенно отразилось на лице рахиминистического авторитета, которое практически превратилось в один большой красивый синяк, сформированный по всем правилам высокого кулачно-прикладного искусства. О сломанных ребрах мы тактично умолчим.
Так что Патрику было нехорошо.
– Ну что, милый, – задушевно обратился я к плененному, открывая холодную бутылку «Гиннеса». – Ты настроен немного поговорить о главном? Выдать мне прямо сейчас всякие там поганые рахиминистические секреты? Ведь ты – большой босс у этих жертв непорочного зачатия. Это мне в доверительной беседе поведали твои… как их? соратники. И вот я думаю, что пришло времечко, пришло прекрасное, чтобы и ты поделился со мной порцией сокровенного знания, потому что твои… как их? соратники были как один разговорчивы, милы и вежливы. – Произнеся эту удивительную по мощи убедительного воздействия речь, я откинулся на спинку стула и произвел первый, самый приятный глоток из горлышка. – Колись давай.
Какие эмоции охватили Патрика – а они просто неизбежны после таких проникновенных слов, эмоции то бишь – сквозь синяки разглядеть не представлялось возможным; он лишь пожевал тем, что совсем недавно называлось губами, издал легкое носовое мычание, шумно вздохнул и принялся рассматривать пол.
Похоже, проняло не до конца, понял я.
– Вижу, мысли твои разбежались, и ты не знаешь, с чего начать поток своей очистительной речи. Я тебе помогу, милый. Расскажи мне буквально все, что знаешь про смычку рахиминистического, гм, движения с преступным элементом: где, когда, кто с кем и сколько. Покайся. А тебе за это скидка выйдет. Я же не зверь какой-нибудь, я понимаю.
Ведь это правда: я совершенно не зверь. Могу, конечно, в расстройстве чувств врезать пару раз по всяким болезненным местам в организме, но это же меня довести надо, да и потом – только пару раз. Не больше. Ну в самом крайнем случае – три раза. И все.
– Нисего не снаю, – выдал наконец Патрик сиплым от переживаний голосом. С дикцией у него было плоховато. Сказывалось отсутствие зубов.
– Да как же так? – ласково улыбнулся я. – Любой человек что-нибудь да знает. Скажу тебе больше: человек обычно до фига всего знает. Номер карточки социального страхования, девичью фамилию бабушки, размер своих носков, цену на бутылку бурбона в ближайшей лавке… Человеческая жизнь сопровождается получением самых бессмысленных, на первый взгляд, знаний. Так что насчет «ничего не знаю» ты явно погорячился. – Я снова отхлебнул из бутылки. – Но, как ты сам догадываешься, твои родственники и носки меня интересуют мало – особенно последние, тем более что к текущему моменту я знаю про сии материи все, что только можно знать. Меня интересует расположение, а главное – скрытые подходы к вашей поганой плантации опийного мака, а также место, где вы гоните из мака героиновую отраву. Вот быстренько расскажи мне про это и я отправлю тебя в камеру, куда к тебе незамедлительно придет доктор и вставит новые зубы за государственный счет. Не первый класс зубы, конечно, но чего ты хотел? Предыдущие у тебя были еще гаже, я видел обломки.