– Ну, все, нам конец, – обреченно проговорил Ламас и принялся воздавать молитву темным богам.

Заслышав его языческие причитания, купец живо вскочил на ноги.

– Все ясно, – громогласно заявил он, – проклятые колдуны, вы навеяли на меня чары и обманом обыграли. Игра не засчитывается. Не засчитывается. Я забираю все проигранное обратно.

– А ну потише, Дормедонт, – я дернул серьгу, – этот обоз тебе уже не принадлежит, и нечего тут орать.

Он собирался что-то сказать, но тут вверху послышался возбужденный клекот, и купец снова уставился вверх. В лице его не осталось ни кровинки. Мне кажется, он только в этот момент осознал, что перед открывшейся нашим взорам картиной карточный проигрыш выглядит мелким недоразумением. Все притихли, мы стояли и наблюдали, как медленно плывут в небесах тысячи темно-зеленых хищных птиц. Зрелище с земли открывалось поистине величественное. Мы же чувствовали себя в этот момент совершенно беззащитными, словно сидели на ладони настоящего великана, а он приготовился аплодировать невиданному зрелищу. Гиппогрифы плыли и плыли, их громкое клекотание почти оглушило нас. Потом я увидел, что несколько птиц отделились от стаи и снижаются, наворачивая круги, как они делают это, когда охотятся.

– Интересно, какие они на вкус? – спросил Варнан.

– А ты все о еде думаешь, – накинулся на него Ламас, – сейчас они тебя самого на вкус попробуют.

– Не выйдет, – яростно откликнулся Варнан и принялся тянуть из заплечных ножен двуручный меч.

– Приготовиться к обюроне! – визгливо крикнул Лука Дормедонт сопровождавшим караван воинам.

– Эй ты, – прикрикнул я на него, – не забывайся, они тебе больше не принадлежат… приготовиться к обороне!

Я стремительно выхватил Мордур. Воины спешились и обнажили оружие. Один из них взял на изготовку арбалет и выстрелил. Стрела прошла мимо снижавшихся гиппогрифов, врезалась в заполонившую небо стаю и через несколько мгновений полетела вниз вместе с пробитой насквозь хищной птицей.

Ламас отбросил посох и поднял над головой сведенные ладони. А купец спрыгнул с обоза и полез между колес, откуда его сильной рукой выдернул Кар Варнан: «Негоже от опасности прятаться!», после чего купец скорчил горестную мину и, размазывая по щекам слезы, омерзительно завыл. Все это произошло за какую-нибудь долю секунды. Впрочем, птицы не спешили, они кругами заходили на добычу и клацали клювами, выставив в нашу сторону могучие когтистые лапы.

– Они летят куда-то по приказанию Оссиана, – закричал Ламас, от его ладоней исходило голубое свечение, – я чувствую его волю…

– Что же они его не слушаются, этого Оссиана? – поинтересовался я.

– Это очень сложно, контролировать такую стаю, – возмущенным голосом проорал Ламас, – меня хватило бы птиц на десять, максимум двадцать, но Оссиан – великий мастер, разумеется, он не магистр радужного спектра, но величайший из ныне живущих колдунов, не хотел бы я оказаться у него на пути. Слава темным богам, наши пути никогда не пересекались.

– Да сделай же что-нибудь! – прикрикнул я на него.

Тут на меня спикировала одна из птиц, я резво отпрыгнул в сторону и рубанул ее по шее, тело гиппогрифа взмахнуло крыльями в последний раз и рухнуло вниз.

Вторая птица атаковала Кара Варнана, он на мгновение замешкался, неловко ударил мечом – и промахнулся, гиппогриф немедленно с диким шипением рванулся к его шее, но не успел до нее добраться, сбитый могучим ударом кулака. Издавая пронзительные крики, птица рухнула на землю и стала вертеться, разбрызгивая яд, пока ступня Варнана не размозжила ей голову.

Испуганные оказанным отпором гиппогрифы поднялись немного выше и стали виться там, выбирая новый момент, чтобы напасть.

– Какие омерзительные твари, – дрожащим голосом проговорил Ламас, – сейчас попробую создать фантом, может, он их отпугнет.

Он немедленно зашевелил над головой руками, свел пальцы и стал нараспев читать слова, пока в воздухе не возник какой-то черный силуэт, через мгновение обретший очертания. Мне показалось в них что-то знакомое – я пригляделся и понял, что это великолепно выполненная в благородном граните голова Кара Варнана с задранным к небу свирепым лицом. Фантом заставил гиппогрифов рвануть вверх. Ламас с гордостью кивнул головой, и в то же мгновение творение Ламаса лопнуло, издав протяжный пронзительный визг и породив огненную вспышку, ослепившую нас. Сотни птиц, привлеченные диковинным зрелищем, отклонились от точки назначения и принялись виться в небе.

– Ты что их моим лицом пугаешь? – обиженно выкрикнул великан.

– Не до сантиментов! – заорал на него Ламас. – Первое, что в голову пришло, использовал. Гляди, как подействовало.

– По-моему, подействовало наоборот, – сказал я, глядя на множество снижающихся гиппогрифов.

– Я немного помешал Оссиану, – задумчиво сказал Ламас, проигнорировав мою реплику, – мы вспугнули его добычу, надеюсь, он не сильно рассердится.

– Ну все, нам конец, – заверещал Лука Дормедонт, – теперь еще и все гиппогрифы направляются к нам! Ты! – Он ткнул в колдуна пальцем. – Ты – просто убийца!

Я снова уставился в небо и понял, что, похоже, наш конец неминуем. Теперь уже сотни и сотни птиц, привлеченные диковинным звуком и вспышкой, спускались к нам. Они били крыльями и раскрывали клювы, которые тускло поблескивали в лучах солнца – потревоженные гиппогрифы приоткрыли часть неба.

– Может, пора спасаться бегством, а, милорд? – выдавил Варнан.

– Это бесполезно, – откликнулся я, – мы примем бой.

– Сейчас, сейчас, я что-нибудь придумаю, погодите-ка. – Ламас принялся что-то высчитывать, загибая пальцы.

– Ага, ты уже придумал. – Купец снова полез под повозку.

– Повторим, – решился наконец Ламас, убедив меня в том, что рассудок наконец оставил его.

Колдун снова зашевелил пальцами, создав второй черный фантом с головой Варнана, потом третий, потом четвертый. Все они постепенно принимали окончательную форму, а затем стали лопаться, оглушая и ослепляя нас. Все больше хищных птиц сбивались с пути и принимались метаться по небу, перепуганные вспышкой и отвлеченные от основной цели своего путешествия…

– Господи, прости меня, клянусь, что никогда больше не буду шулерствовать, – услышал я голос купца, – перед лицом священной анданской церкви клянусь, только спаси меня… спаси от всего этого кошмара… будь проклят тот день, когда я встретил этих кретинов…

Клекот становился громогласнее, с неба посыпались перья, закапала ядовитая слюна, выжигая вокруг нас траву. Одна из капель попала мне на руку, от резкой боли я едва не выронил меч. Лука Дормедонт завизжал от страха; наемники пришпорили коней и поскакали куда-то прочь – я увидел, как одного из них на полном ходу два гиппогрифа выбили из седла; Ламас перестал создавать фантомы и рухнул на траву, сжав голову руками; Варнан сшиб кулаком одну из птиц – она почти приземлилась ему на голову…

В это мгновение что-то произошло, в небе возникло сияние, оно становилось все ярче и ярче, затягивая хищников в золотистую паутину. Потом гиппогрифов вдруг неудержимо стало тянуть вверх, в самые небеса, все быстрее и быстрее, они поднимались, подчиняясь неизвестной могучей силе, пока не заполонили все небо. Тогда они развернулись и поплыли прочь, громадным неразделимым воинством. Они плыли долго, а мы снизу наблюдали за их исходом. Затем их стало меньше, после долгих сумерек словно наступил рассвет, а когда последний гиппогриф скрылся за горизонтом, просветлело и у меня на душе – опасность миновала.

Почувствовав, что в природе что-то переменилось, Лука Дормедонт выбрался из-под телеги, поднял к небу заплаканное лицо и принялся быстро стирать слезы с мокрых щек.

– А-а-а, – растерянно протянул он, – что, они что, улетели, что ли?

– Да, – сказал я, – колдун-убийца их прогнал.

Купец поспешно обернулся к Ламасу:

– Беру свои слова обратно, чернокнижник, ты величайший маг всех времен и народов. Ну ты даешь. Как это ты сделал?

– Да это не я, это Оссиан, – с улыбкой проговорил Ламас, – а я что, только действовал с фантазией. Мне удалось отвлечь много гиппогрифов от основной цели, ну Оссиан и почувствовал вдруг, что контроль ослаблен, что он теряет стаю, так что он послал новый, более мощный импульс, собрал их своей волей в магическую сеть и отправил к месту назначения.